Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы] - Сергей Трахименок

— Кто же относится к ловким? Все, кто наверху?

— Не обязательно… К ловким людям относятся и твой нынешний шеф, и Дробин, и Балдахинов, и даже, мне почему-то кажется, интуиция у меня оперативная, — твой Кондратьев. А к неловким — ты.

— А ты циник, Серега.

— А ты ждешь, что я в ответ на это назову тебя идеалистом? Не надейся: ты — идиот, никто не оценит того, что ты сделал, никто не поймет и не посочувствует той цене, которую ты заплатишь. Так ради чего?

— А черт его знает, — сказал Внучек, — вожжа под хвост попала.

— Эх, Федька, Федька, в этой истории ты единственный крайний… Я тебе не подмога, твой шеф тоже. Ему от тебя одни неприятности. Его хорошенько взгреют за отсутствие контроля за подчиненными, и он будет все валить на тебя: каждый умирает в одиночку. На Балдахинова и его понимание тоже рассчитывать не приходится: ему сейчас как раз нужны люди, на примере которых он мог бы показать очищение аппарата от консервативных элементов, сдерживающих поступательное движение перестройки. Единственный человек, который тебе может помочь, — это Батранин. Он прошел путь от опера до начальника управления и кое-что понимает. Ему нужно будет сказать, что все получилось по молодости и глупости, мол, попал в такую мясорубку: полтора года один на два участка, замотался и липанул, дальше больше, а потом решил честно во всем признаться. Так можешь отделаться служебным несоответствием, а иначе… иначе последствия могут быть самыми печальными.

— Слушай, Серега, — сказал невпопад Федя, — а к каким людям ты относишь себя?

— Себя? — немного помедлив, ответил Надеин. — К менее ловким.

— Что ты, Серега, по-моему, ты ловкач каких мало…

— Нет, — ответил Надеин, — я действительно ловок, но в нужный момент, когда, кроме ловкости, нужна еще и решительность, чтобы наступить на череп ближнему, меня не хватает. Потому и сейчас я не скажу в управлении, что твоя липа вовсе не липа. А ведь будь я действительно ловким человеком, я бы не преминул использовать это и кое-какие дивиденды получил бы… Так?

— Так.

— Помнишь Луконина? — спросил Надеин.

— Кто ж его не помнит? — ответил Федя.

Луконин был их преподом. На курсах он читал «историю органов», был любим курсантами и имел «псевдоним» — «отец русской конспирации». Он был набит казусами из жизни органов и частенько выдавал афоризмы, которые такие старательные курсанты, как Внучек, записывали в свои учебные тетради. Афоризмы никогда не повторялись дважды, за исключением одного. Его Луконин в различных вариантах произносил довольно часто, и потому его запоминали все или почти все.

Высокий, седой, в полковничьем кителе Луконин, стоя за кафедрой, говорил:

— Вы заключили брачный договор с очень капризной дамой по имени Безопасность. Дама эта, как и все дамы, не любит, чтобы ей изменяли. Она может простить мелкие грешки, присущие мужчинам вообще и мужчинам-операм в частности, но никогда не простит вам измены… Вы должны принадлежать только ей.

— Я о капризной даме… — сказал Надеин.

— И я о ней, — ответил Внучек.

Скрип пола за дверью не дал Надеину продолжить мысль, он посмотрел на дверь, добавил голоса и закончил:

— Все это я согласую с вашим руководством и доложу по команде… Случай из ряда вон…

— Случай из ряда вон, — сказал Надеин начальнику отделения и уловил в его глазах маленькую искорку радости: так радуется ребенок знакомому, а значит, не опасному для него предмету, из чего Надеин сделал вывод — под дверью кабинета Внучека стоял Карнаухов. — Из ряда вон, но не смертельный… Если он как работник нужен вам, и это его первый проступок, в котором он чистосердечно раскаялся, и вы его поддержите, я доложу об этом в управлении.

Шеф, однако, не был готов принять решение самостоятельно. Он немного помедлил, надеясь, что инспектор раскроет мнение начальства, но Надеин молчал, и тогда шеф сказал то, что и должен был сказать шеф, узнав о неблаговидном поступке подчиненного:

— Нет, после случившегося мне с ним не сработаться.

— А с Дробиным? — вырвалось у Надеина.

— С Дробиным? Дробина посылает руководство управления, значит, оно ему доверяет, а я доверяю руководству.

Шеф помолчал немного и, так как Надеин ничего не сказал, решил как-то аргументировать свой ответ:

— А потом у него не все дома.

— У Дробина? — будто не поняв, переспросил Надеин.

— У Внучека.

— Почему?

— Видите ли, он очень много работает… Если б это было в разведке, то я мог бы совершенно точно сказать, что он работает на противника: сейчас все разоблачения говорят о том, что предатели были хорошими работниками.

— Но у него другая причина, — перебил этот бред Надеин. — Он был один на два участка.

— Так-то оно так, но все же есть что-то в нем ненормальное. С женой нелады.

— Ох, уж эти жены, — сказал Надеин, а шеф, видя, что инспектор не клюнул на эту информацию, пошарил в голове еще и вспомнил:

— Да… тут у нас ЧП было: лифт на трубе оборвался с рабочими. Так он мне говорил, что на происшествие ехал вместе с трупами…

— Как? — удивился Надеин.

— А так, — ответил шеф, радуясь, что наконец заинтересовал инспектора. — Он вроде из дому вышел… ночь была, автобусы не ходят, и вдруг один появляется… Он сел в него и видит: там трупы тех, кто разбился на трубе.

— Их что, — переспросил Надеин, не знающий города, — везли на автобусе в морг?

— Нет, — сказал шеф, — в том-то и дело, что они были живые.

— Не понял.

— Как бы вам это объяснить? — заметался шеф, опасаясь, что у инспектора может возникнуть мнение, что не все дома у него, а не у Внучека. — Ну, это будущие трупы, что ли…

— А-а, — сказал Надеин, — понятно. И что же было там, в автобусе?

— А ничего не было… Ехали полчаса до станции, а потом они исчезли.

— А он с ними разговаривал?

— Да, — обрадовался шеф такой подсказке, — в том-то и дело, что разговаривал. Они даже поссорились…

— Ну тогда все ясно… Вообще-то Внучеку палец в рот класть не надо: он иногда и начальство разыграть может.

— Вы считаете?

— Да-а, — сказал Надеин, — он на курсах был чем-то вроде штатного затейника и не такие розыгрыши устраивал.

— А я не знал, — скис шеф. — И все же он какой-то ненормальный, с ним очень трудно работать.

— Как же трудно, если он два участка обеспечивал?

— После случившегося я сомневаюсь, что он их обеспечивал.

— Ну ладно, — покровительственно произнес Надеин, — вы только никому не говорите, что он ненормальный потому, что-де много работает, а то, не приведи Господь, в управе узнают, разговоров не оберешься… — И чтобы подкрепить сказанное, Надеин поведал шефу историю об одном замполите, которого опрашивал психиатр, лечивший его подчиненного. На вопрос психиатра, не замечал ли он странностей в поведении больного, тот ответил: «Как же, замечал, он много читает». — Так вот, бедного замполита потом на всех совещаниях вспоминали.

— Все понял, все понял, — засуетился шеф и поднял вверх руки. — Молчу как рыба…

Попрощаться с Внучеком Серега не зашел. Федя видел, как он вышел во двор к машине, за ним, как бы на отлете, семенил шеф. Потом шеф спохватился, сбегал в отделение и принес из холодильника сверток.

«Мяско», — догадался Внучек.

11

Было уже начало июня, когда Федю наконец вызвали в управление.

— Распоряжение Балдахинова, — сказал шеф.

Федя позвонил в Н-ск.

— Батранин на месте, — сообщил ему Надеин. — Пока на месте, во всяком случае…

Вечером Внучек уже сидел в вагоне скорого поезда, идущего в Н-ск, и смотрел на удаляющуюся трубу Каминской ТЭЦ — последний, может быть, этап его работы на трудном и скользком поприще.

Он попытался сделать прогноз событий завтрашнего дня, но мысли никак не хотели бежать быстрее поезда, они все время возвращались в прошлое. Вот он дерется с чилийцами, защищая похожую на воробья девчонку в мини-юбке и не то в кофточке, не то в майке… Вот эта девчонка — его жена… Вот они живут в заводской общаге… Вот едут к Каминск…

Каминск, Каминск… Сколько надежд было связано с тобой!..

Потом он вспомнил, как ехал на происшествие с парнями в брезентовых робах, вспомнил Семена Толстых, спустившегося с трубы и мокрого от пота. Кондратьева, хмельного от благодарности: как же, увидел оборотную сторону жизни… Вспомнил круглые глаза шефа, когда тот услышал, что Кондратьева на самом деле не существует… Надеина, говорившего: и я бы хотел, чтобы ты там работал. И тут все стало на свои места. Он понял, что ему надо сделать… Он поступит так, как советовал ему Надеин: сначала поговорит с Балдахиновым, а потом попросится на прием к Батранину…

С такими мыслями и заснул.